Неточные совпадения
Андреев — понимает трагизм
бытия слишком физиологически, кожно; он вульгаризирует
чувство трагического, уродливо опрощает его.
Но вот младенец подает знаки жизни; я не знаю выше и религиознее
чувства, как то, которое наполняет душу при осязании первых движений будущей жизни, рвущейся наружу, расправляющей свои не готовые мышцы, это первое рукоположение, которым отец благословляет на
бытие грядущего пришельца и уступает ему долю своей жизни.
Это есть первичное
чувство горестного и страдальческого характера
бытия мира.
После девяти часов я вышел из дому и стал прохаживаться. Была поздняя осень. Вода в прудах отяжелела и потемнела, точно в ожидании морозов. Ночь была ясная, свежая, прохладный воздух звонок и чуток. Я был весь охвачен своим
чувством и своими мыслями.
Чувство летело навстречу знакомой маленькой тележке, а мысль искала доказательств
бытия божия и бессмертия души.
Смотришь ли на звездное небо или в глаза близкого существа, просыпаешься ли ночью, охваченный каким-то неизъяснимым космическим
чувством, припадаешь ли к земле, погружаешься ли в глубину своих неизреченных переживаний и испытываний, всегда знаешь, знаешь вопреки всей новой схоластике и формалистике, что
бытие в тебе и ты в
бытии, что дано каждому живому существу коснуться
бытия безмерного и таинственного.
— Такая же, как между всякой философией и религией: первая учит познавать сущность вещей посредством разума, а религия преподает то, что сказано в божественном откровении; но путь в достижении того и другого познания в мистицизме иной, чем в других философских системах и в других вероучениях, или, лучше сказать, оба эти пути сближены у мистиков: они в своей философии ум с его постепенным ходом, с его логическими выводами ставят на вторую ступень и дают предпочтение
чувству и фантазии, говоря, что этими духовными орудиями скорее и вернее человек может достигнуть познания сущности мирового
бытия и что путем ума человек идет черепашьим шагом, а
чувством и созерцанием он возлетает, как орел.
В душе, как в земле, покрытой снегом, глубоко лежат семена недодуманных мыслей и
чувств, не успевших расцвесть. Сквозь толщу ленивого равнодушия и печального недоверия к силам своим в тайные глубины души незаметно проникают новые зёрна впечатлений
бытия, скопляются там, тяготят сердце и чаще всего умирают вместе с человеком, не дождавшись света и тепла, необходимого для роста жизни и вне и внутри души.
Между тем нас соединяло самое живое
чувство общего
бытия и врожденных интересов.
Академия Художеств существовала в России едва ли не одним именем; Екатерина даровала ей истинное
бытие, законы и права, взяв ее под личное Свое покровительство, в совершенной независимости от всех других властей; основала при ней воспитательное училище, ободряла таланты юных художников; посылала их в отчизну Искусства, вникать в красоты его среди величественных остатков древности, там, где самый воздух вливает, кажется, в грудь
чувство изящного, ибо оно есть
чувство народное; где Рафаэль, ученик древних, превзошел своих учителей, и где Микель Анджело один сравнялся с ними во всех Искусствах.
Григорий усердствовал — потный, ошеломлённый, с мутными глазами и с тяжёлым туманом в голове. Порой
чувство личного
бытия в нём совершенно исчезало под давлением впечатлений, переживаемых им. Зелёные пятна под мутными глазами на землистых лицах, кости, точно обточенные болезнью, липкая, пахучая кожа, страшные судороги едва живых тел — всё это сжимало сердце тоской и вызывало тошноту.
Но всеобщее
чувство человечества, тяготящегося своим плотским существованием, стыдящегося своего тела, ощущающего его как оковы, есть многознаменательное свидетельство о порче природного
бытия, о болезни телесности.
Благодаря нашему
чувству пространственности связанность
бытия ощущается слабее, чем его разделение: непроницаемость пространства поэтому становится аксиомой для эмпирического сознания (этим объясняются, напр., недоумения о том, каким образом разновременно или одновременно во многих местах совершается одна и та же евхаристическая жертва, причем всякий раз Господь всецело сообщает Себя каждому причащающемуся).
Трансцендентное в самом общем смысле, т. е. превышающее всякую меру человеческого опыта, сознания и
бытия, вообще «этого мира», дано в первичном религиозном переживании, поскольку в нем содержится
чувство Бога, — это есть основная музыка религии.
Искать и находить это вечное и бесконечное во всем, что живет и движется, во всяком росте и изменении, во всяком действии, страдании, и иметь и знать и непосредственном
чувстве саму жизнь лишь как такое
бытие в бесконечном и вечном — вот что есть религия…
В материализме, именно в той первоначальной его форме, которая носит название гилозоизма, неправильное философское выражение дается правильному чувствованию материи, как зачинающего и плодоносящего, окачествованного начала, материализм есть смутный лепет о софийной насыщенности земли, и этим живым
чувством земли («материи») он выгодно отличается от идеализма, для которого материя есть незаконнорожденное понятие о ничто, или трансцендентальная χώρα, или убыль
бытия, бытийный минус.
Т. 1. С. 305.]. «Поэтому, если существование Бога доказывается в нашем
чувстве, то и оно является столь же случайным, как и все другое, чему может быть приписано
бытие.
Бесспорно, вся сущность религии состоит в том, чтобы ощущать все, определяющее наше
чувство в его высшем единстве, «как нечто единое и тождественное, а все единичное и особое как обусловленное им, т. е. (!!) чтобы ощущать наше
бытие и жизнь в Боге и через Бога» (50–51).
Такое сущее ничто, бытийствующее небытие не может быть уловлено
чувством, а только постулировано мыслию, да и то лишь при том условии, если она попытается выйти из себя, как выражается Платон, посредством «незаконнорожденного суждения» (λογισμω τινι νόθω), для этого надо начисто отмыслить всякое небытие, но и при том все-таки не получится простого, чистого ничто, окончательной пустоты: приходится как бы заглянуть за кулисы
бытия, или, оставаясь на лицевой поверхности его, ощупать его изнанку.
«Итак, — продолжает Шлейермахер, — может ли кто-либо сказать, что я изобразил вам религию без Бога, когда я именно и изучал непосредственное и первичное
бытие Бога в нас в силу нашего
чувства?
Для того чтобы схемы понятий наполнялись жизненным содержанием и в сети разума уловлялась действительная, а не воображаемая рыба, надо, чтобы познание имело орган такого удостоверения действительности,
чувство реальности, которая не разлагается на отдельные признаки вещи, но их связывает собой в
бытии.
Действительно, если устранить из мысли и
чувства ничто как основу твари, то различие между Абсолютным и миром, Творцом и творением, улетучивается, мир сам по себе представляется абсолютным или, что то же, абсолютность приписывается
бытию, которое в действительности соотносительно небытию, а потому и вообще относительно.
В душе человеческой появляется сознание неабсолютности и внебожественности, а следовательно, относительности и греховности своего
бытия, но одновременно зарождается и стремление освободиться от «мира», преодолеть его в Боге; другими словами, вместе с религиозным самосознанием в человеке родится и
чувство зла, вины, греха, отторженности от Бога, а равно и потребность спасения и искупления.
Мы созерцаем страдания и гибель Прометея или Эдипа, и это созерцание вырывает нас из нашего оргиастического самоуничтожения; частная картина мук гибнущего героя заслоняет от нас общность того, что нас заставила почувствовать дионисическая музыка: там, где прежде мы как бы слышали глухие вздохи из самого средоточия
бытия, где, казалось, мы должны были погибнуть в судорожном напряжении всех
чувств, и лишь немногое еще связывало нас с этим существованием, — там мы теперь видим и слышим только страдания и стоны данных героев — Прометеев, Эдипов.
Теперь Я человек, как и ты. Ограниченное
чувство Моего
бытия Я почитаю Моим знанием и уже с уважением касаюсь собственного носа, когда к тому понуждает надобность: это не просто нос — это аксиома! Теперь Я сам бьющаяся кукла на театре марионеток, Моя фарфоровая головка поворачивается вправо и влево, мои руки треплются вверх и вниз, Я весел, Я играю, Я все знаю… кроме того: чья рука дергает Меня за нитку? А вдали чернеет мусорный ящик, и оттуда торчат две маленькие ножки в бальных туфельках…
Чувство же вины освобождает от фантазмов и возвращает к реальности, к
бытию.
В мужской природе сильнее
чувство личности и большая независимость от сменяющихся во времени состояний, большая способность совмещать во всякое время всю полноту духовного
бытия.
Ноги их идут без всякого направления; они идут, потому что раз приведены в движение. Вся мысль влюбленных в их сердце; лучше сказать, у них нет мысли — они только чувствуют себя друг в друге;
чувство упоения поглотило все их
бытие.
И тут впервые на сороковом году своего
бытия о. Василий Фивейский понял глазами, и слухом, и всеми
чувствами своими, что, кроме него, есть на земле другие люди — подобные ему существа, и у них своя жизнь, свое горе, своя судьба.